И Намор - В третью стражу [СИ]
А где-то сзади – то ли справа, то ли слева от того места, где стоял Олег "сводный духовой оркестр" грянул "Прощание славянки", и у Ицковича неожиданно защипало в глазах. Он оглянулся в поисках так к стати вступившего оркестра, но там, где он мог или должен был быть, ничего такого, разумеется, не наблюдалось. Однако музыка-то была! И Баст фон Шаунбург отчетливо ее слышал, вот только так и не понял, откуда она к нему пришла. Из далекого далека прошлого, когда, возможно, под этот же марш уезжал на "японскую"[130] сапер Моисей Ицкович, или из далекого будущего, где с этой мелодией тоже много чего было для него связано. Но так или иначе, она была с Олегом – эта тревожная мелодия – здесь и сейчас, в вечернем Антверпене 1936, а вот Тани, когда Баст обернулся назад, рядом уже не было.
Глава 9. Миссия
Вверх... Вниз... Вверх... И снова вниз...
"Кончится это когда-нибудь? — Татьяна лежала на кровати в своей каюте и страдала. — На койке". — Поправила она себя через "не могу" — Не вывалюсь, это главное. Понятно теперь для чего тут бортик, но вот желудок...Ох!".
Качка выматывала, ужин, которым угостил Олег, вывернуло уже через час, после того, как "Сибирь" отдала швартовы и вышла в открытое море. А теперь пустой желудок делал робкие пока попытки выйти погулять, как та кошка, которая гуляла сама по себе.
"Ох, мне! Хорошо хоть шифровку составить и отдать успела... А Олег несколько странно себя вел, не находишь? Не подкалывал как обычно... Или просто не до смеха стало?"
"Он мне нравится!" — Эхом пришла мысль, которую Татьяна решительно обозначила, как принадлежащую альтер эго — Жаннет.
"Я вся такая порывистая, вся внезапная такая. — Хмыкнула Татьяна. — Молчала бы шлюха малолетняя! Тебе и Рихард нравился, и этот капитан, что радиодело преподавал, и тот лейтенант – будто бы летчик, и снова Рихард и снова летчик. На передок слабовата? Ты сама хоть раз выбирала?"
"Так получалось". — Звучит виновато, но никаких особых переживаний не чувствуется.
"Дура! — А это как раз эмоция, и, не сказать, что слабая, потому что желудок вот-вот убежит... — Рихард – это же Зорге! Тот еще... дамский мастер!" — "Так получалось" — передразнивает Татьяна... сама – себя. — Так получали! Тебя РАЗРАБАТЫВАЛИ, милая, и не говори, что нет! И физически, и психологически – чтоб не привыкала к одному человеку, и, не дай бог, не влюбилась. Как проститутку готовили. А что завтра предложат? Стать любовницей Гимлера или Геббельса? Правда, хромой гад славянок, говорят, предпочитает..."
Но, видимо, от общей слабости организма Татьяна палку-то перегнула, и тут уже не выдерживает Жаннет:
"А ты сама-то, чем лучше!? Раз обожглась, а потом выбирала! Этот не хорош, тот дурак... Третий и вовсе тюбик зубной пасты не закрывает! Какой кошмар! Мама тебе что говорила? — "Терпимей будь к людям, Таня! С твоим характером одна останешься!" — Как в воду глядела!"
"Много ты понимаешь!" — Возмутилась Татьяна, которую этот странный моно-диалог несколько отвлек и от качки, и от связанного с нею состояния. — Ты меня поучи, болезная! Поучи!"
Но странное дело. Чем сильнее гуляли у нее эмоции, тем "живее" и активнее становилась на самом деле не существующая уже Жаннет.
"Сама стерва старая! — Перешло в контрнаступление альтер эго. — Какого черта ты Олегу нервы мотаешь? Отлично понимаешь – сам он тебя в постель не потянет, и будет делать вид, что всерьез воспринимает твои non probant prétexte[131], и будет ждать, пока ты сама не запрыгнешь, созрев, или не запрыгнешь совсем, перестав ему голову морочить!"
"А почему, кстати, ему самому активность не проявить? — Попыталась защититься Татьяна. — Ну там, в Москве, допустим, понятно, жене изменять не хотел... Впрочем, другим жены обычно не мешают... Да он меня просто придумал!"
"Возможно! Что это меняет? Вот и выбери его... Сама!"
"Все! Уймись! Голова раскалывается!"
"Шизофрения?"
"Почти".
Качка...
"Уф..."
Но Жаннет действительно притихла, ушла, растворилась в тумане, колышущемся на краю сознания.
Вверх... Вниз... И опять вверх... Январское Северное море – это не летняя прогулка вдоль побережья Черного. "На теплоходе музыка играла, а я одна стою на берегу..."
Одна... Теперь у Тани пошла спокойная цепь воспоминаний, не прерываемая вмешательством подсознания.
Сама... Ну да, симпатичный, временами даже более чем, если бы влюбилась – закрутила бы так – мама не горюй. Однако же не закрутила, Значит, не влюбилась? А он женат, да и ...
А теперь? Другой человек. Совсем другой. До ужаса, до полной прострации. Но она здесь, и он тоже здесь. И он... Да, красив, молод и... женат. Опять женат! Правда, здесь не то, что там, но все равно. И вообще, нужен ли он ей... в постели?
Но, видимо, существовали ключевые слова, на которые реагировала эта французская... комсомолка. Стоило упомянуть постель, как она тут как тут, словно и не уходила никуда.
"Мон шери! Кто из нас дура? Влюбилась бы? Как там ваш поэт писал: "Половодье чувств"? А как насчет "утраченной свежести"? Он женат четверть века, да у него... эээ... психофизиология уже другая! На девок – лишь бы девка – давно не бросается. Он дом построил, сад вырастил, детей поднял – все это просто так не оставишь, дала бы шанс – пришел бы. На себя посмотри – не девочка уже, в смысле – старуха сорокалетняя! А туда же, сама же ему говорила: "я девушка неромантичная", — вот трезво и подумай: а если это любовь?"
"Во, наехала! — Мысленно расхохоталась Татьяна. — Похоже ты и вправду втрескалась в Баста, золотко мое! Ладно, разберемся, подружка".
Мысль сделал очередной поворот: "Ты вот о чем подумай, тебе не кажется, что наша мышь белая — Оля, с этой австрийской крысой Кисси, чего-то намутить успели? Она, заметь, даже не дрогнула, когда я сказала, что мы сюда не одни попали. Что за блядская натура досталась тихоне Оле! Шлюха великосветская! И глаза стали какими-то масляными, когда об Олеге заговорили..."
Тут уже захихикала Жаннетт:
"Ну вот "в постели" не нужен, но ревновать буду! Ладно, определяйся... старушка!"
"Ехидна! — мысленно сказала сама – себе Татьяна, и ответила себе сама же — Стерва!"
"Вот и поговорила... Все, спать! Спать...".
* * *"Галатее. Выход в Киле отменяется. Маршрут прекратить. Следовать в Ленинград на "Сибири" и далее без задержек в Москву. Центр".
Второй помощник капитана, опознанный Жаннет, как коллега, еще вечером при посадке на судно, когда проверял посадочные документы, и отозвавшийся на пароль, принес ответ из центра ранним утром, — было еще темно. Жаннет измученная качкой и ночным бдением, бледная и растрепанная открыла дверь каюты на условный стук. Приняла сложенный вчетверо листок, поблагодарила кивком и поспешила захлопнуть дверь, не желая "красоваться" перед мужчиной – даром, что коллега – в разобранном состоянии. За расшифровку принялась без спешки только тогда, когда привела себя в относительный порядок. Правда, с утра ей было уже несколько легче. То ли качка уменьшилась, то ли организм, наконец, адаптировался.
— Шторма не было. — С улыбкой сообщил "коллега" в ответ на ее вопрос "не пострадал ли корабль в таком жестоком шторме?" — Просто поболтало немного. — Объяснил он, принимая ответную шифровку. — Чуть сильней, чем обычно, но все-таки не шторм.
Звучало обнадеживающе, но главное, Центр отреагировал именно так, как ожидалось и хотелось, и это — "внушало осторожный оптимизм".
В ресторане за завтраком, Татьяна хоть и с опаской, но уж очень хотелось – поела, и неприятных последствий не последовало.
Но "веселая" ночь не прошла бесследно.
"Что-то я не додумала". — Размышляла Таня. — "Ах, да! Крыса Кисси и Олечка-тихонечка".
Собственно тихоней Оля стала с годами. А по молодости лет была вполне "боеспособна". Еще в школе разряд по лыжам выполнила. Даже на областных соревнованиях за район бегала, а уж в институте, когда биатлонная команда оказалась без женщин – предложили попробовать пострелять, и как ни странно неплохо пошло. И стреляла, и бегала на удивление всем – даже норму кандидата в мастера выполнила, победив на областной спартакиаде и в спринте, и в классической "пятнашке". Всех рвала! Потом, правда, забросила это дело – учеба... да и полнеть начала. А вот недавно, еще "там", рассказывала – в тир случайно попала – так мужики обалдели, глазам своим не поверили, что бы библиотекарша и так... Но при всем при том именно что тихоней стала. Затихла, "в сторонку отошла", да так там и стояла, не пытаясь не то, что бы шаг какой-нибудь решительный сделать, но и просто голос поднять. Однако это "там", а здесь, в этом их новом "сейчас" все совсем не так. Видно Кисси – эта австриячка... "свободного нрава" — так на Ольгу подействовала, что тушите свет!
